Постоять за себя на работе
Отстоять себя и свои позиции зачастую бывает непросто. А для некоторых из нас критика начальства, замечание или даже случайная реплика коллеги могут стать настоящей драмой. Наш корреспондент встретилась с психотерапевтом Вадимом Петровским, чтобы разобраться в своих рабочих отношениях.
«Вы совершенно не умеете писать», – я услышала эти слова в свой адрес на десятом году активной работы в СМИ. И не от критически настроенного читателя или коллеги-конкурента, а от главного редактора, мэтра отечественной журналистики. Мне бы махнуть рукой – пусть себе тешит свое начальственное самолюбие, тем более что обидные слова не поколебали моей уверенности в собственном профессионализме. Но уверенность – уверенностью, а чувство было такое, словно меня переехал паровоз, да так и затормозил на уровне диафрагмы. Мне было больно. И сейчас, спустя несколько лет, я так же мучительно переживаю критику начальства или коллег и одновременно (как и прежде) всем своим видом стараюсь показать: «Я умница и красавица, а вы ничего не понимаете, раз не цените такого счастья, как работа со мной!» В общем, отношусь к ситуации неадекватно. На встречу с транзактным аналитиком Вадимом Петровским я отправилась с надеждой разобраться в себе, своих отношениях с другими людьми и научиться спокойно и объективно воспринимать критику в свой адрес.
Критик внутри меня
Что это – завышенная самооценка или неумение отстоять свою позицию, взгляды? А может быть, мне просто стоит научиться принимать как факт: начальство должно держать подчиненных в тонусе, и оно это делает как умеет, принижая, например, их достижения и усилия. «И все же, когда шеф недоволен работой, в которую я вложила много труда, да к тому же говорит об этом, нисколько не заботясь о корректности высказываний, меня это ранит.
Чтобы прийти в себя, мне нужно много душевных сил», – жалуюсь я Вадиму Петровскому . Но он неожиданно говорит: «Вы критикуете себя сами гораздо сильнее, чем ваше начальство». И предлагает пересесть на другой стул: «Представьте сейчас себя в шкуре своего внутреннего критика. Как вы его ощущаете?»
В комнате круглый стол и три стула, на каждом из которых (объясняет аналитик) мне предстоит сегодня посидеть и почувствовать в себе разные ипостаси собственной личности. А если понадобится – и малознакомых персонажей, которые самым хитроумным образом вписываются в мою жизнь.
«Да это вовсе не критик говорит во мне, а редактор, корректор, который помогает не совершать ошибок, – отнекиваюсь я. – Гораздо острее я ощущаю в себе толстовскую Наташу Ростову, которая чуть ли не целовала свое отражение в зеркале: «Что за прелесть эта Наташа!» Ценить себя, хорошо к себе относиться – к этому склонна лишь одна часть вашей личности, настаивает Вадим Петровский. Другая – редактирует, цензурирует и постоянно критикует вас. И когда к этому внутреннему критику присоединяется внешний, возникает хор голосов, который вам не удается игнорировать. «Я хочу понять вашего внутреннего цензора. Что он вам говорит?» – требует психотерапевт.
Между ребенком и родителем
И тут для меня начинается самое неприятное, то, что я уже проходила на психологических тренингах, – я должна почувствовать себя так, словно я и есть мой внутренний цензор, и от его имени мне предстоит сейчас говорить. Наверное, во мне мало артистизма, и все, что я произнесу не за себя, а за героя, покажется мне неестественным, фальшивым. Но все же я начинаю: «Настя, в каждой редакции, куда ты приходишь, поначалу ты ведешь себя как неуверенная школьница, которая подрабатывает курьером и боится даже стен этой конторы, не то что сотрудников. А освоившись, впадаешь в другую крайность – теряешь оглядку, осторожность, становишься слишком открытой со всеми, словно проработала здесь много лет. Дистанция между тобой и другими людьми чрезмерно сокращается».
«Недобор–перебор, дефицит–избыточность: вас слишком мало – и уже в следующее мгновение слишком много», – комментирует Вадим Петровский. И подводит меня к классической триаде транзактного анализа: Ребенок–Родитель–Взрослый. Поясняет: «В вас то говорит послушный, обиженный Ребенок, а потом, сразу, – требовательный и самоуверенный Родитель. Между этими состояниями нет позиции Взрослого, который может воспринимать ситуацию такой, какая она есть, анализировать, сопоставлять и, главное, – не бояться совершать ошибки и не рассчитывать на то, что всякая его работа будет удачной. Выстраивая отношения на работе именно с этой позиции, мы объективны и можем осознать, насколько, например, соответствуем той должности, которую занимаем, ищем компромиссы, действуем самостоятельно».
Мне становится до боли обидно за эту Настю, которая будто и не живет жизнью взрослого человека, и я начинаю доказывать психотерапевту обратное: «Я прекрасно понимаю, что нельзя существовать между одними только работой и семьей. Недавно сказала себе: надо активно отдыхать от того и другого, купила себе абонемент в фитнес-клуб и теперь хожу в бассейн и в тренажерный зал, и мне это нравится». «Даже когда вы говорите об удовольствии, вы употребляете слово «надо», – мгновенно подмечает Петровский. – Как будто раньше вам (точнее, Ребенку в вас) слишком многого не позволяли».
Конечно, думаю я про себя, не позволяли! В нашей семье нельзя было чего-то не прочесть, не посмотреть, не знать… Например, мне было лет пять, когда мой дед обнаружил, что я совершенно не знакома с творчеством Лермонтова, и стал читать «Песню про купца Калашникова». Я постаралась улизнуть, потому что песнь-то довольно страшная, но он привязал меня к стулу полотенцем и заставил дослушать до конца. «Была маленькая девочка Настя и семья, взрослые с их жесткими установками, что правильно и неправильно, – анализирует ситуацию Вадим Петровский. – Вы выросли, а контролирующий требовательный родительский голос стал звучать внутри вас. Как вы его ощущаете?»
«Приходится занимать родительскую позицию по отношению ко всем членам моей семьи, – признаюсь я. – Кроме того, я выступала в качестве Родителя – главного редактора одного из интернет-проектов. Правда, это был позитивный опыт: я была креативным начальником, побуждающим подчиненных к творчеству, а также защищала их перед руководством компании». «Это действительно позитивный опыт, потому что в нем сошлись и сильный Родитель, и маленький Ребенок, спонтанный, творческий, веселый, – поясняет Вадим Петровский. – И на фоне этого слияния «включился» Взрослый, который всегда выслушает и постарается понять, будет стимулировать творчество и мобильность сотрудников, защищать их. Думаю, что работать с вами было комфортно».
Быть собой
Я вновь пересаживаюсь. Вадим Петровский говорит: «Вот там сидит Настя, а здесь я, в качестве работодателя или вообще некоего более статусного лица. Она терпеливо ждет, когда же я закончу говорить. У нее отсутствующий взгляд. А я хочу, чтобы Настя активно слушала меня. То есть слушала безоценочно, не споря и ничего не советуя, но давая мне возможность высказать свою идею и быть услышанным». Что ж, похоже, мне действительно пора изменить отношение к жизни и к окружающим. «Чего бы вы хотели на самом деле?» – спрашивает аналитик.
Формулировка получается у меня вымученной, но искренней. «Хочу быть внимательнее к себе. Окучивать свое эго…» – говорю я то, что не позволила бы себе в присутствии родных или друзей. «Кто внутри вас хотел бы «окучивать» свое эго?» – «Импульс идет от Ребенка, у которого было слишком много долженствований. Понимание того, что мне необходимо вернуться к самой себе, – от Родителя, который постоянно контролирует и настаивает на своем. И ясность, наверное, от Взрослого, который объективно оценивает то, что сейчас со мной происходит, и готов принять взвешенное, адекватное решение». Вадим Петровский вновь просит меня пересесть. Теперь я – воображаемая Настя-Ребенок, и психоаналитик спрашивает ее о заветных желаниях. Мой голос непроизвольно меняется, становится звонким и немного капризным. Но это уже более честное перевоплощение, я легко говорю о том, что мне отчетливо помнится из детства: «Хочу, чтобы у меня была своя собственная собака или другое животное, только мое, чтобы я за него отвечала. И еще я хочу, чтобы от меня не требовали быть круче моего двоюродного брата, потому что он старше меня на три года, умнее и сильнее. Я хочу быть собой. Хочу расслабиться и учиться на четверки и пятерки. Может, и с двумя тройками – как уж выйдет. И не сидеть летом на даче, читая подшивки «Нового мира», а с друзьями бродить по пыльной Москве, общаться».
Вадим Петровский подхватывает: «Я хочу ходить туда, куда я хочу, и общаться с теми, с кем я хочу, делать то, что я хочу. И каждый день жить на полную катушку. И никаких «надо», только слово «хочу», точнее, «хотим» вместе – Настя-большая и Настя-маленькая». Но в этот момент эти две особы вдруг перестают интересовать меня. Их долженствования, обиды и претензии мне известны. Мы еще какое-то время обсуждаем с аналитиком конкретные действия, которые мне стоит предпринять, чтобы жить в ладу с собой. Но это проходит как-то по касательной, мимо моего сознания, потому что невольно возвращает меня в положение «ты должна сделать», от которого я так стремлюсь отделаться. Меня немного смущает, что мне не удалось в течение одного сеанса преодолеть проблему, с которой я пришла к Вадиму Петровскому. Но он успокаивает меня: «Терапия с помощью транзактного анализа не должна быть слишком долгой, задача аналитика – освободить клиента от проблем как можно скорее. И все же консультирование не может ограничиться одной встречей. Обычный курс – это 4–6 двухчасовых сеансов».
Я выхожу от Вадима Петровского, и все мои мысли переключаются на этого загадочного Взрослого, о котором я задумалась только сегодня на встрече с психотерапевтом. И этот Взрослый мне крайне симпатичен. Прежнее гнетущее чувство, что я проживаю чью-то чужую жизнь, в которой все только по гамбургскому счету, а значит, не может быть критики начальства, провалов и оплошностей, отпускает меня. Думаю, что «включать Взрослого» – это очень увлекательное занятие.
Марина, 50 лет, руководитель PR-направления - «Я отважилась на роль лидера»
«Пятнадцать лет назад я работала PR-менеджером в одной из IT-компаний России. По образованию я химик и тогда только начинала осваивать информационные технологии. Однажды на представительном форуме должен был выступать один из руководителей компании. Но он не успел вернуться из командировки, и мне пришлось «закрывать амбразуру собой». Мне было очень страшно, однако по реакции публики стало ясно, что я справляюсь. Более того, никто из участников конференции, кто не был знаком со мной лично, не заподозрил, что глубоко я в предмете не разбираюсь. И тогда я осознала, что могу популяризировать любой проект, технологию. Главное – быть уверенным в качестве продукта, его уникальных свойствах и уважать аудиторию, к которой обращаешься. Со временем я поняла, что готова к планированию проектов «от и до», работать по директивам сверху стало неинтересно. И решила опять рискнуть, хотя было много сомнений, – вместе с коллегой открыть собственное PR-агентство. И исполнять новую для меня роль руководителя: стимулировать творчество подчиненных, учить их ответственности за результат. Непросто было вывести компанию на международный уровень, репутация надежного партнера создавалась годами. До сих пор меня глубоко ранят ситуации, когда ради победы в конкурентной борьбе люди идут на дезинформацию и подлог, эксплуатируют связи. Если я говорю, что работаю очень много, то ничуть не преувеличиваю. Только полное погружение приносит удовольствие от работы и дает тот результат, от которого рождается чувство самоуважения: «Я сделала это!» Сталкиваясь с огромным количеством людей, больше всего уважаю в них профессионализм, интерес, неравнодушие, преданность делу, ответственность за результат и умение видеть на шаг вперед. Это не зависит от статуса – конкурент, сотрудник или партнер».
Автор - Анастасия Аскоченская | |
Комментариев нет:
Отправить комментарий